...

Раннее утро. 8 марта. Будильник зазвенел, и даже не успев, как следует начать свою песню, умолк под натиском моего пальца. Почти в темноте оделся, тихо прикрыв входную дверь, направился к базару. Чуть стало светать. Я бы не сказал, что погода была весенней. Ледяной ветер так и норовил забраться под куртку. Подняв воротник и опустив в него как можно ниже голову, я приближался к базару. Я еще за неделю до этого решил - никаких роз, только весенние цветы, праздник же весенний. Я подошел к базару. Перед входом стояла огромная корзина с очень красивыми весенними цветами. Это были мимозы. Я подошел. Да, цветы действительно красивы. "А кто продавец?" - спросил я, пряча руки в карманы. Только сейчас я почувствовал, какой ледяной ветер. "А ты сынок подожди, она отошла ненадолго, сейчас вернется", - сказала тетка, торговавшая по соседству солеными огурцами. Я стал в сторонке, закурил и даже начал чуть улыбаться, когда представил, как обрадуются мои женщины, дочка и жена. Напротив меня стоял старик. Сейчас я не могу сказать что именно, но в его облике меня что-то привлекло. Старотипный плащ, фасона 1965 года, на нем не было места, которое было бы не зашито. Но этот заштопанный и перештопанный плащ был чистым. Брюки, такие же старые, но до безумия наутюженные. Ботинки, начищены до зеркального блеска, но это не могло скрыть их возраста. Один ботинок, был перевязан проволокой. Я так понял, что подошва на нем просто отвалилась. Из-под плаща, была видна старая почти ветхая рубашка, но и она была чистой и наутюженной. Лицо, его лицо было обычным лицом старого человека, вот только во взгляде было что-то непреклонное и гордое, не смотря ни на что. Сегодня был праздник, и я уже понял, что дед не мог быть небритым в такой день. На его лице было с десяток порезов, некоторые из них были заклеены кусочками газеты. Деда трясло от холода, его руки были синего цвета. Его очень трясло, но он стоял на ветру и ждал. Какой-то нехороший комок подкатил к моему горлу. Я начал замерзать, а продавщицы все не было. Я продолжал рассматривать деда. По многим мелочам я догадался, что дед не алкаш, он просто старый измученный бедностью и старостью человек. И еще я просто явно почувствовал, что дед стесняется теперешнего своего положения за чертой бедности. К корзине подошла продавщица. Дед робким шагом двинулся к ней. Я тоже. Дед подошел к продавщице, я остался чуть позади него. "Хозяюшка, милая, а сколько стоит одна веточка мимозы?" — дрожащими от холода губами спросил дед. "Так, а ну вали отсюдава алкаш, попрошайничать надумал, давай вали, а то…", - прорычала продавщица на деда. "Хозяюшка, я не алкаш, да и не пью я вообще, мне бы одну веточку. Сколько она стоит?" — тихо спросил дед. Я стоял позади него и чуть сбоку. Я увидел, как у деда в глазах стояли слезы. "Одна, да буду с тобой возиться, алкашня, давай вали отсюдава", — рыкнула продавщица. "Хозяюшка, ты просто скажи, сколько стоит, а не кричи на меня", — так же тихо сказал дед. "Ладно, для тебя, алкаш, 5 рублей ветка", — с какой-то ухмылкой сказала продавщица. На ее лице проступила ехидная улыбка. Дед вытащил дрожащую руку из кармана, на его ладони лежало три бумажки по рублю. "Хозяюшка, у меня есть три рубля, может найдешь для меня веточку на три рубля?" — как-то очень тихо спросил дед. Я видел его глаза. До сих пор я ни когда не видел столько тоски и боли в глазах мужчины. Деда трясло от холода, как лист бумаги на ветру. "На три тебе найти, алкаш, ха ха ха, щас я тебе найду", — уже прогорлопанила продавщица. Она нагнулась к корзине, долго в ней ковырялась. На держи, алкаш, беги к своей алкашке, дари га га га га, — дико захохотала эта дура. В синей от холода руке деда я увидел ветку мимозы, она была сломана на середине. Дед пытался второй рукой придать этой ветке божеский вид, но она, не желая слушать его, ломалась пополам и цветы смотрели в землю. На руку деда упала слеза. Дед стоял и держал в руке поломанный цветок и плакал. "Слышишь ты, что же ты делаешь?" — начал я, пытаясь сохранить остатки спокойствия и не заехать продавщице в голову кулаком. Видимо, в моих глазах было что-то такое, что продавщица как-то побледнела и даже уменьшилась в росте. Она просто смотрела на меня как мышь на удава и молчала. "Дед, а ну подожди", — сказал я, взяв деда за руку. "Ты курица тупая, сколько стоит твое ведро, отвечай быстро и внятно, что бы я не напрягал слух", — еле слышно, но очень понятно прошипел я. "Э… а… ну… я не знаю", — промямлила продавщица. "Я последний раз у тебя спрашиваю, сколько стоит ведро?". "Наверное 50 гривен", — сказала продавщица. Все это время дед не понимающе смотрел то на меня, то на продавщицу. Я кинул под ноги продавщице купюру, вытащил цветы и протянул их деду. "На отец, бери, и иди поздравляй свою жену", — сказал я. Слезы, одна за одной, покатились по морщинистым щекам деда. Он мотал головой и плакал, просто молча плакал. У меня у самого слезы стояли в глазах. Дед мотал головой в знак отказа, и второй рукой прикрывал свою поломанную ветку. "Хорошо, отец, пошли вместе", - сказал я и взял деда под руку. Я нес цветы, дед свою поломанную ветку, мы шли молча. По дороге я потянул деда в гастроном. Я купил торт и бутылку красного вина. И тут я вспомнил, что я не купил себе цветы. "Отец, послушай меня внимательно. У меня есть деньги, для меня не сыграют роль эти 50 гривен, а тебе с поломанной веткой идти к жене негоже, сегодня же восьмое марта, бери цветы, вино и торт и иди к ней, поздравляй". У деда хлынули слезы. Они текли по его щекам и падали на плащ, у него задрожали губы. Больше я на это смотреть не мог, у меня у самого слезы стояли в глазах. Я буквально силой впихнул деду в руки цветы, торт и вино, развернулся, и вытирая глаза сделал шаг к выходу. — "Мы… мы…45 лет вместе… она заболела… я не мог ее оставить сегодня без подарка", — тихо сказал дед. "Спасибо тебе". 

Я бежал, даже не понимая куда бегу. Слезы сами текли из моих глаз…